Никакого букваря не было. Не было такого, чтобы сначала была буква «Б», а потом «А», потом слово, составленное из тех букв, которые изучались ранее. Я смотрел, как читают старшие, и научился читать. Среди первых книг были «Четыре книги для чтения» Л. Н. Толстого. Хорошо помню, как мне читали Сельму Лагерлёф — «Рассказы о Христе».

В моём раннем воспитании соединились, с одной стороны, обстановка богатого дворянского дома, а с другой - привычки либеральной интеллигенции. Скажем,
я был обязан участвовать в «заготовке» дров. И мы ходили в лес, заготовляли вязанки дров, хотя дом был огромный и доля наших сучьев в отоплении была ничтожной. Привозили несколько подвод с огромными складами дров.

В гимназии классы были маленькие (15–20 учеников). Значительная часть учителей сама увлекалась наукой. Иногда это были преподаватели университета — наша преподавательница географии сама участвовала в интересных экспедициях. Многие школьники состязались между собой в самостоятельном изучении дополнительного материала, иногда даже с коварными целями посрамить своими знаниями менее опытных учителей. Делался опыт ввести в традицию публичную защиту кончающими учащимися выпускного сочинения (типа вузовской дипломной работы). По математике я был одним из первых в своём классе, но первыми более серьёзными научными увлечениями в школьное время для меня были сначала биология, а потом русская история…

В 1918–1920 годах жизнь в Москве была нелёгкой. В школах серьёзно занимались только самые настойчивые. В это время мне пришлось уехать на строительство железной дороги Казань — Екатеринбург. Одновременно с работой я продолжал заниматься самостоятельно, готовясь сдать экстерном за среднюю школу. По возвращении в Москву я испытал некоторое разочарование: удостоверение об окончании школы мне выдали, даже не потрудившись проэкзаменовать.

Сдав в первые же месяцы экзамены за первый курс, я как студент второго курса получил право на 16 кг хлеба и 1 кг масла в месяц, что по представлениям того времени обозначало уже полное материальное благополучие. Одежда у меня была, а туфли на деревянной подошве я изготовил себе сам.

В школьные годы я был таким все-таки довольно болезненным ребёнком. Во время игр я как-то падал в обморок и вообще… Потылихинская школа, между прочим, оказала в этом отношении на меня некоторое действие. Молодому учителю очень хотелось быть популярным. Для этого мне не хватало именно физических возможностей.

В те времена каждый класс выбирал себе классного руководителя — такой был порядок в школах. Был у меня любимый класс, в котором я был совершенно уверен, что они выберут меня своим классным руководителем. И вдруг мне говорят, что они выбрали физкультурника… На меня это произвело чрезвычайное впечатление и чрезвычайно содействовало тому, что я постарался исправиться: побольше ходить на лыжах, плавать научился как следует и так далее.

Все мои годы активной работы в университете обычно складывались так: скажем, два часа в неделю какой-нибудь обязательный курс, один специальный курс о новейших работах с участием и своих собственных — вторые два часа. А потом один или два семинара, куда приходят человек десять — скажем, делают поочерёдно доклады. Руководитель, конечно, рассказывает несколько больше других. И потом уже в этих семинарах выделяются те участники, с которыми начинается строго индивидуальная работа.

Во всей теории вероятностей XX столетия трудно указать другое исследование, которое оказалось бы столь основополагающим для дальнейшего развития науки и её приложений, как эта работа Андрея Николаевича. В наши дни из неё развилась обширная область учения о вероятностях — теория случайных процессов, по своему объёму и количеству своих приложений могущая соперничать с классическими частями теории вероятностей.

Управляющие марковскими процессами дифференциальные «уравнения Колмогорова», строго и во всей широте математически обоснованные, содержали в себе в качестве частных случаев все те уравнения (Смолуховского, Чепмена, Фоккера — Планка и др.), которые до тех пор кустарно, без достаточного обоснования и чёткого выяснения лежащих в их основе предпосылок, выводились и применялись физиками по отдельным поводам.

На этих уравнениях Колмогорова основывалось и продолжает основываться огромное количество исследований во всех странах мира; они оказались основными как для дальнейшего развития теории, так и для математической обработки самых разнообразных прикладных задач.

Гёттинген в те годы воспринимался как первый математический центр Германии и как достойный конкурент Парижа во Франции и Принстона в США. Такое положение Гёттингена достигалось при очень ограниченном постоянном составе сотрудников. Ординарных профессоров-математиков было всего четверо: Гильберт, Курант, Ландау и, кажется, Бернштейн (достигший 66-летнего возраста Гильберт должен был уйти на пенсию, а на его место был уже приглашён Герман Вейль). На положении ассистентов находились многочисленные молодые сотрудники Куранта (Фридрихе, Реллих, Ганс Леей и др.). Не имела постоянной профессуры сама Эмми Нётер, уже воспринимавшаяся как глава современной общей алгебры. Её ученики Ван-дер-Варден и Дёринг тоже находились на положении ассистентов… Основной состав гёттингенских математиков группировался вокруг Гильберта, Куранта, Ландау и Эмми Нётер. Это был очень дружный коллектив, и Павел Сергеевич рассматривался в нём как человек, органически ему принадлежавший…

У меня были в Гёттингене разносторонние научные контакты. Прежде всего — с Курантом и его учениками по линии предельных теорем, где дифференциальные процессы оказываются пределами дискретных случайных процессов, затем по интуиционистской логике — с Г. Вейлем и, наконец, по теории функций — с Ландау.

Воскресенье, 1 августа (1943 год)
Посвящается мне самому к моему восьмидесятилетию с пожеланием сохранить к этому времени достаточно смысла хотя бы для того, чтобы понимать писания себя самого — сорокалетнего — и судить их с сочувствием, но и со строгостью.



Воскресенье, 1 августа
К сорока годам я стал живее чувствовать, как жизнь течёт… уходит, насколько прожитое уже имеет самостоятельную ценность по сравнению с предстоящими долее (в 16, да и в 30 лет всё представляется ещё приготовлением к более значительному будущему). Потому и возникла потребность фиксировать настоящее в самый момент перехода его из небытия, как ещё не бывшего, в небытие, как уже прошедшего….

Сейчас очередные задачи:

I. Быстро справиться с ближайшими мелкими работами (стрельба, браковка, Лобачевский).

II. Провести гладко все семейно-бытовые переустройства (привезти Веру с Варей, отвезти Варю к Наде, взять Аню со службы и т. д.).

III. Наладить постоянную и спокойную работу над большими замыслами (курс анализа, турбулентность, спектры).



Понедельник, 16 августа
Занимался сегодня средне — составил план статьи «Число попаданий при нескольких выстрелах и общие принципы оценки эффективности системы стрельбы». Получается красиво и интересно. Написал пять страниц и ангажировал из старого десять. Статья должна пойти первой в сборнике, с которым я так нудно вожусь.



Вторник, 14 сентября, утро
Под солнечными лучами тает иней на соседних крышах. Кажется, наконец будет ясный, солнечный день. Вчера привесил к своему докладу маленькое нравоучение о прикладной математике: «В каждый данный момент существует лишь тонкий слой между „тривиальным" и „недоступным". В этом слое и делаются математические открытия». Заказная, прикладная задача поэтому в большинстве случаев или решается тривиально, или вообще не решается… Другое дело, если приложения подбираются (или подгоняются!) под интересующий данного математика новый математический аппарат.

Прослеживая биографии известных учёных, в большинстве случаев в начале их пути мы найдём увлёкшего наукой школьного учителя, обратившего на способного ученика индивидуальное внимание, первого научного руководителя, указавшего подходящую тему самостоятельного исследования, часто обдуманно приспособленную к возможностям именно данного студента. Часто заметим мы и одного или нескольких близких друзей — сверстников, поддерживающих друг друга. Думаю, что эти тонкие человеческие взаимоотношения, формирующие будущего учёного, сохранят всё своё значение и в будущем.

Сейчас, когда наша страна нуждается в большом числе способных и хорошо подготовленных исследователей в самых разных областях науки и техники, нужна, конечно, широкая система организационных мероприятий, в которой находят своё место и факультативные занятия по выбору со старшими школьниками, специализированные школы, различные виды внешкольной работы (кружки школьников при вузах, олимпиады и т. п.), широкое ознакомление молодёжи со специальным характером работы университетов и технических вузов новой техники (типа Московского физико-технического института), надлежащая организация конкурсных экзаменов в такого рода вузы, широкое вовлечение в научную работу и студентов тех вузов, в которых подготовка будущих научных работников является лишь побочной задачей. Однако все эти организационные мероприятия не дадут ожидаемого результата, если за ними не будет стоять та индивидуальная забота о развитии каждого юноши — потенциального будущего учёного, — о которой я сказал сначала.